Драматическая история Бакинской коммуны, как немногие события Гражданской войны, была предельно мифологизирована и сознательно искажена. Причина крылась в той тонкой и очень ранимой материи, на которой произросла социалистическая республика в Баку, а именно в исключительно напряженной межэтнической обстановке в Закавказском регионе, Азербайджане и Баку. …
Межнациональное насилие стало лейтмотивом революции в Закавказье. Уже Февраль 1917 г. выпустил наружу джинна национализма. До осени 1917 г. он обретал силу в лице многочисленных национальных комитетов, национализации войск Кавказского фронта, государственного размежевания и просто обострения бытового национализма при одновременном ослаблении органов власти и развале фронта. Падение Временного правительства послужило сигналом для эскалации межнационального насилия. Особой жестокостью вошли в историю так называемые шамхорские события 9–12 января 1918 г., когда тюркское население несколько дней громило воинские эшелоны, возвращавшиеся с Кавказского фронта в Россию. Азербайджанцам удалось завладеть до 15 тыс. винтовок, до 70 пулеметов и 20 орудий. В ответ русские войска уничтожили десятки азербайджанских селений. С обеих сторон погибли тысячи человек. Резко обострились отношения между азербайджанцами и армянами, армянами и грузинами. Несколько тысяч вооруженных армян, покинувших фронт, скопилось в Баку, но они не могли отправиться на родину, поскольку передвижение по территории Азербайджана было смертельно опасным занятием. Баку и его окрестности дважды в 1918 г. становились ареной страшной этнической резни. Все это, помноженное на исключительную слабость новых органов власти – заседавшего в Тифлисе Закавказского комитета и сменившего его Закавказского сейма, раздиравшихся противоречиями между национальными советами, и разлагающую, дезорганизующую деятельность большевиков, противников и недавних союзников России по мировой войне (немцев, турок, англичан, американцев), – создавало исключительно благоприятную почву для разгула шовинизма, этнических чисток, произвола и хаоса…
22 апреля 1918 г. была юридически оформлена фактическая независимость Закавказья. 26 мая они потребовали пропуска турецких войск по всем железным дорогам Закавказья для проследования в район Баку, где, как было заявлено, «сотни тысяч тюрков и мусульман терпят в Баку и окрестностях ярмо безжалостных бандитов, так называемых революционеров».
В это время грузины повели сепаратные переговоры с Германией о протекторате, а азербайджанские мусаватисты не скрывали своих протурецких настроений. Не имея возможности повлиять на ситуацию, 26 мая Закавказский сейм сложил свои полномочия. Были провозглашены независимые Грузинская, Азербайджанская и Армянская республики, каждая из которых самостоятельно выстраивала свою внешнюю политику. 4 июня они подписали договоры «о мире и дружбе» с Турцией, условия которых были еще более кабальными, чем положения Брест-Литовского мира: Турции дополнительно отошли Ахалкалакский и Ахалцикский уезды Грузии и большая часть Армении. Вне сферы досягаемости турок оставался главный промышленный центр региона – Баку. Ближайший союзник турок – вновь образованная Азербайджанская демократическая республика, – рассматривала Баку своей столицей.
Между тем еще 2 ноября 1917 г. в Баку была провозглашена советская власть, и только здесь она смогла укрепиться. Один из крупнейших пролетарских городов бывшей Российской империи принял советскую власть быстро и безболезненно. Среди бакинского пролетариата преобладали русские и армяне. В основном русско-армянским по составу был и Бакинский совет народных комиссаров. После перевыборов 12 декабря в его состав вошли 48 большевиков, 85 эсеров (большинство – левых, блокировавшихся с большевиками), 36 дашнаков, 18 мусаватистов, 13 меньшевиков. Председателем совета был избран старый большевик Степан Шаумян. Он же 16 декабря был назначен Лениным чрезвычайным комиссаром СНК по делам Кавказа. В условиях армяно-азербайджанской напряженности особенно бросался в глаза дисбаланс в новых органах власти между представителями этих национальностей. Кроме дашнаков, много армян было среди большевиков и левых эсеров. Между тем армяне значительно уступали по численности азербайджанскому населению (на 1 января 1916 г. 75 тыс. армян и 183 тыс. мусульман проживало в Баку и 42 тыс. армян и 691 тыс. мусульман в Бакинской губернии)…
В ноябре, после обнародования Декрета о мире, в Баку стало прибывать большое количество частей и одиночных солдат. Сюда же в первых числах января 1918 г. перебрался Военно-революционный комитет Кавказской армии – большевистский орган, альтернативный эсеро-меньшевистскому Краевому совету Кавказской армии. В распоряжении ВРК имелось до 6000 солдат, ожидавших отправки на Северный Кавказ.
Мусульманский национальный комитет располагал в Баку в начале 1918 г. значительно меньшими силами. В октябре 1917 г. в город прибыл Татарский (то есть азербайджанский по составу) полк Кавказской туземной конной дивизии.
Ключевыми стали мартовские события, получившие в советской литературе наименование «подавление мусаватского мятежа». Более всего процесс установления советской власти в Баку 30 марта–1 апреля 1918 г. походил на кровавую межэтническую резню. Ожесточенный спор по поводу разоружения рабочими отрядами (русскими и армянскими по национальному составу) офицеров Татарского полка перерос в открытые кровопролитные столкновения на улицах города с применением артиллерии. На сторону большевиков в те дни стало много солдат-армян из находившихся в городе армянских национальных частей и местное отделение партии дашнакцутюн.
По оценке С.Г. Шаумяна, на стороне Бакинского совета выступило 3–4 тыс. человек из числа армянских частей. С обеих сторон в боях приняли участие более 20 тыс. человек. Бомбардировки города отрядом советских судов велись главным образом по мусульманским кварталам. По некоторым данным, только азербайджанцев в эти дни погибло свыше 12 тыс. человек.
Большевики укрепили свою власть, но оказались в очень неловком положении: молва об их симпатиях к армянам быстро распространилась среди российских мусульман и сослужила дурную службу большевикам, боровшимся за власть в других мусульманских регионах, в частности на Северном Кавказе. Представитель Бакинского совета в Астрахани С.М.Тер-Габриэлян был шокирован деятельностью своих коллег-революционеров: «Ни от одного русского, которые сейчас массами выезжают из Баку, независимо от их социального положения, не услышишь о советской борьбе в Баку, все в один голос говорят – в Баку идет армяно-татарская резня и что эта резня создана армянами».
Действия большевиков требовали объяснений. В довольно путаной форме и лишь спустя две недели после событий их дал С.Г.Шаумян. Гражданская война на «кавказской почве», по его мнению, не исключала межнациональных столкновений. В письме в СНК РСФСР 13 апреля 1918 г. он доносил, что участие в боях армянских национальных частей «придало отчасти гражданской войне характер национальной резни, но избежать этого не было возможности. Мы сознательно шли на это» (курсив мой. – А. Б.). Далее следовал каламбур, призванный примирить классовую борьбу с национальным геноцидом: «Мусульманская беднота сильно пострадала, но она сейчас сплачивается вокруг большевиков и вокруг Совета». Столь же неуклюжую попытку развести национальную и классовую борьбу предпринял А.И.Микоян, один из руководителей военных отрядов Баксовета. В частном письме он отмечал: «Военные действия носили классовый характер, поскольку во главе с нашей стороны был Военно-революционный комитет. Однако неграмотная масса обывателей старалась придать всем этим событиям национальный характер… До воскресного дня партия дашнакцутюн и Армянский национальный комитет объявили о своем нейтралитете. Но многие их солдаты не остались нейтральными, а активно участвовали в боях».
Через несколько дней Шаумян на заседании Бакинского совета выдержал свое выступление в стиле «цель оправдывает средства» и уже не испытывал неудобств по поводу произошедшего: «Результаты показали, что мы не ошиблись. Национальный состав нашего города пугал нас. Мы боялись, что борьба примет нежелательную окраску. Нам даже пришлось прибегнуть к помощи армянского полка. Мы даже не могли допустить себе роскошь отказаться от его услуг… Победа настолько велика, что это мало омрачает действительность». По его мнению, прояви большевики сдержанность и не пойди они в атаку, «вся немусульманская часть населения была бы вырезана». Еще позднее, 25 апреля, военный руководитель Баксовета Григорий Корганов в статье, переданной для опубликования в большевистском органе «Астраханские известия», пошел дальше, напомнив о «десятках тысяч русских беженцев, обобранных до нитки» и погибших под Елизаветполем солдатах-окопниках. Виновниками этих бед были объявлены мусульмане. Бакинские события, по мнению Корганова, явились второй частью их деструктивной программы, целью которой являлось «истребление трудового армянского крестьянства».
Несколько сгладило положение решение Баксовета об освобождении из-под стражи всех захваченных в плен мусульман.
В то же время для соблюдения баланса сил азербайджанское население города не подверглось разоружению.
Первые успехи чрезвычайно вдохновили большевиков, немедленно приступивших к экспорту революции в окрестные уезды. Здесь надо подчеркнуть, что начало 1918 г. было самым романтическим временем большевистской революции, когда любые цели казались легко достижимы, а трудности временными и преодолимыми…
1 мая новый состав Бакинского Совета Народных Комиссаров отмечал, что «гражданская война продолжается и сейчас», а «передовые отряды наших товарищей из Красной армии и Красной гвардии» сражаются в Петровске, Шемахе, Ленкорани, Дербенте, Кубе, Сальянах и т. д.
Широкая революционная экспансия требовала крепких вооруженных сил. Между тем русские части, прибывшие в Баку с ВРК Кавказской армии, быстро таяли. К весне 1918 г. исчезла сама армия, солдаты разъехались: подавляющее их большинство было политически индифферентно, не желало вступать в политическое противоборство и «стремилось во что бы то ни стало быстрее разойтись по домам».
15 апреля 1918 г. было объявлено о создании Красной армии Бакинского совета (Кавказской Красной армии). В этот день Военно-революционный комитет Кавказской армии постановил свести все отряды Красной гвардии, партийные дружины и прочие вооруженные группы в регулярные батальоны Красной армии. Одновременно проводились регулярные принудительные мобилизации в армию рабочих и солдат, была «объявлена регистрация всех офицеров на предмет их мобилизации в Красную армию». Достаточно нейтральный свидетель событий кадет Б. Байков подчеркивает, что мобилизации велись среди «христианского» населения.
Председатель ВРК Г.Н.Корганов стал комиссаром по военным и морским делам в Бакинском совете. Началось интенсивное формирование вооруженных сил Бакинского совета – уже не на добровольной основе, как это было в период существования Красной гвардии, а на основе обязательной мобилизации, уклонение от которой каралось «самым беспощадным образом». Формально к концу мая 1918 г. бакинские советские вооруженные силы состояли из 19 стрелковых батальонов, объединенных в четыре бригады. По разным данным, они насчитывали от 13 до 18 тыс. человек (называлась даже цифра в 35 тыс. человек в составе 21 батальона) красноармейцев при двух десятках орудий. Этнически в бакинской армии резко преобладали армяне (по данным военно-морского комиссара Баксовета Г.Н. Корганова, армян имелось до 80 процентов от всего личного состава; по данным комиссара Центральной комиссии по боевому снабжению РККА Тер-Арутюнянца – свыше 90 процентов; по данным представителя Всероссийской коллегии по организации и управлению РККА И. Кузнецова – 95 процентов).
В состав армии в полном составе были включены части формировавшегося армянского корпуса вместе с их начальниками. Возглавили это войско бывшие полковники царской армии армяне Казаров, Аветисов, Амазасп (Сварнцтян). Армянские части почти полностью состояли из фронтовиков-партизан, служивших во время войны в иррегулярных армянских дружинах Кавказского фронта. В свое время они производили большое впечатление своей отличной новой экипировкой, и особенно вооружением – длинными пистолетами системы «маузер» с деревянным прикладом для упора в плечо (отсюда общее прозвище «маузеристы»). В годы войны они стали «очень ценными помощниками» казакам. «К тому же они дрались фанатично, и ни турки, ни курды армян, как и армяне их, в плен не брали. Они уничтожали друг друга в бою безжалостно». Весной 1918 г. это было уже не то войско, однако оставалась надежда, что на фронте они проявят себя хорошо.
Нельзя сказать, что большевики целенаправленно отбирали в Красную армию армян и эксплуатировали их вражду к азербайджанцам и туркам. Это был союз ради выживания. Б.Байков отмечал, что в позиции армян, поддержавших большевиков, определяющую роль сыграло откровенно нетерпимое отношение к армянской нации ведущей азербайджанской партии «Мусават». Тот же Байков отметил причину популярности большевиков среди армян: даже «правоверные кадеты» из числа армян считали, что «на Кавказе большевики делают «русское» дело». Иными словами, как это ни парадоксально, большевики воспринимались армянским (да и русским) населением как продолжатели царской политики с ее преференциями христианам. На фоне пестроты противостоявших друг другу кавказских народов, дополненной многочисленными интервентами (турками, англичанами, немцами), большевистские силы выделялись именно значительным удельным весом русских в своем составе. Имидж русской армии как защитницы христианского населения Закавказья после развала Кавказского фронта старой армии остался вакантен и достался большевикам автоматически ввиду полного отсутствия конкуренции.
Бакинские большевики сами вольно или невольно смешивали понятия «русский» и «советский». «Единственное спасение Баку, – доносил в Москву коммунар Б.Шеболдаев, – это присылка немедленно не менее 4000 красноармейцев… надежных в смысле партийном и, в крайнем случае, в смысле крепкой русской советской ориентации» (здесь и далее курсив мой. – А. Б.). Начальник политической канцелярии Добровольческой армии полковник Д.Л.Чайковский обратил внимание на «старательно подчеркиваемый русско-государственный централизм» бакинских большевиков. Отождествление большевистских и русских войск – важный аспект истории Красной армии и большевизма в целом в Закавказье.
Большевики были открыты для сотрудничества. «Мы никогда не были доктринерами», – заявлял Шаумян и готов был «идти на некоторые уступки до некоторого предела», определявшегося интересами удержания власти в Баку. Поэтому они не стеснялись делать предложения любым силам, в том числе националистическим. Так, большевики тесно контактировали с представителями дашнакской партии, как в Баку, так и в Тбилиси. По словам Шаумяна, «дашнаки действуют всецело по нашим указаниям»…
Преобладание в армии армян ставило на повестку дня определение их позиции к мусульманскому населению. Главнокомандующий Бакинскими вооруженными силами Г.Н.Корганов докладывал Ленину, что преобладание в армии солдат-армян «неизбежно приводит в отдельных случаях к эксцессам, жестокостям и насилиям». Однако «с национализмом боремся непрерывно и уже многого добились», продолжал он. Прежде всего «во имя торжества интернационализма» было предписано расформировать армянские национальные части и влить армянских военнослужащих в Красную армию по отдельности. Однако на деле эта мера реализована не была и армянские части вошли в Кавказскую Красную армию целиком. Шаумян заявлял о развертывании в частях интернациональной пропаганды: «Пусть скажет кто-нибудь, что наш военный руководитель в каждый отряд не посылал специального комиссара, который должен был удержать солдат, чтобы они не обижали мусульманского населения, чтобы не было мародерств и убийств мусульманской бедноты…»
Однако за то историческое мгновение, которое просуществовала Бакинская коммуна, интернациональная воспитательная работа, как и дело насаждения твердой воинской дисциплины в целом, конечно, не могли дать глубоких результатов. Само руководство коммуны, очевидно, относилось к этой работе как к перспективной. В масштабах «текущего момента» гораздо более эффективна была ставка на вражду между армянами и мусульманами. В донесениях в Москву оно не скрывало тесных контактов с представителями дашнакской партии, главной целью ставившей спасение армян в Закавказье.
Между тем над Бакинской коммуной все более сгущались тучи: 28 мая 1918 г. в Елизаветполе (Гяндже) была провозглашена Азербайджанская Демократическая Республика, ставившая целью освобождение своей столицы – Баку. Для этого азербайджанское правительство немедленно призвало на помощь единоверцев-турок, которые не заставили себя долго ждать, имея на Баку собственные виды. Уже в мае 1918 г. в Елизаветполе началось сосредоточение турецких частей, а также было приступлено к формированию азербайджанской национальной армии – так называемой Армии ислама. 6 июня 1918 г. главнокомандующий турецкой армией Энвер-паша прибыл в Батум в сопровождении начальника своего Генштаба генерала фон Секста. 9 июня был издан приказ: 3-й армии (командующий Эссад-паша) в составе 3, 11, 36 и 37-й дивизий ставилась задача занять район Батум, Карс. 9-я армия под руководством Якуб-Шефки-паши (9, 10, 15, 5 и 12-я пехотные дивизии) должна была защищать Кавказ от большевиков.
5-я Кавказская дивизия Нури-паши должна была отправиться в район Елизаветполя для организации азербайджанской армии…
Однако турки не могли использовать все наличные силы для похода на Кавказ, поскольку большая их часть была отвлечена летом 1918 г. на борьбу с армянскими отрядами в турецкой Армении. Поэтому на Елизаветполь и Баку были направлены первоначально только 5-я пехотная дивизия и ряд вспомогательных частей.
Оккупировать Баку спешила и кайзеровская Германия. На этой почве между союзными Турцией и Германией разгорелся серьезный конфликт, угрожавший даже перерасти в военное столкновение. Напряженные отношения двух союзных стран, в частности постоянные дипломатические демарши Германии и блокирование ими железной дороги, в значительной степени сдерживали активность турок на Кавказе.
Наконец, воспользоваться бакинской нефтью и перерабатывающими мощностями Бакинского промышленного района, желали и британцы, опасавшиеся к тому же, что беззащитный Баку мог бы стать трамплином для германо-турецкой агрессии в Среднюю Азию и британскую Индию. Однако сил для осуществления агрессии в Закавказье англичане на тот момент еще не имели. Форсирование турецкого наступления на Баку в июне 1918 г. было связано как раз с дошедшими до Константинополя известиями об активизации англичан в Персии.
Рассуждая трезво, руководство Бакинской коммуны, не собираясь дожидаться противника у стен города, в мае приняло решение о наступлении на Елизаветполь, а в случае удачи, то и далее – на Тифлис с целью разгрома национальных правительств и изгнания с территории Закавказья оккупационных немецких и турецких войск. Энтузиазм большевикам придавали первые военные удачи: без особых усилий им удалось в середине апреля сломить сопротивление объединенных сил дагестанской контрреволюции и овладеть главными городами Дагестанской области – Дербентом, Петровском и Темир-Хан-Шурой, где была установлена советская власть. Бакинцы предприняли первые шаги и для продвижения на юг Азербайджана – в богатую хлеборобную область Мугань. Здесь также была провозглашена советская республика (которая существовала наряду с отрядом Ильшевича).
Общий замысел готовившегося главного наступления Бакинской Красной армии Шаумян сформулировал так. «Нужно торопиться в Елизаветполь, – сообщал он в Москву 24 мая, – чтобы там, а затем и дальше вызвать восстание армян. Это повлияет на грузинское крестьянство, и сейм будет разогнан». От классовой борьбы в этом призыве не осталось и следа. На одном из публичных выступлений 29 мая он развил свою мысль, заранее сложив всю ответственность на «ханов и беков» и само азербайджанское крестьянство: «Если первое время (имеется в виду начало наступления войск Красной армии. – А.Б.) ханам и бекам удастся сбить с толку мусульманское крестьянство, первые столкновения могут принять национальный характер, и если в Елизаветпольской губернии произойдут печальные столкновения армян и татар, если, может быть, это и неизбежно, то это не должно нас пугать, ибо это будет лишь временным явлением». Впрочем, он выразил надежду, что мусульманское крестьянство «скоро очнется и не даст возможности развиться армяно-татарской резне, подобно тому, как это было в Баку». Возможное наступление в Грузию также связывалось с провоцированием межнациональной борьбы, в которой бакинские большевики рассчитывали на содействие тифлисских дашнаков. Последние были «готовы поднять восстание, если у бакинцев достаточно сил, чтобы победоносно двинуться через Елизаветполь». В целом, по словам Степана Шаумяна, «дашнаки действуют всецело по нашим указаниям».
Нельзя не сказать и о весьма прозаической причине, гнавшей большевиков вперед, за пределы города. Весной в Баку начался «форменный голод», и успешная война могла компенсировать нарушение рыночного обмена с деревней. В начале лета населению по карточкам выдавалось от половины до четверти фунта хлеба в день (80-160 граммов), а иногда не выдавалось ничего. Голод значительно пошатнул положение большевиков, не сумевших наладить хозяйственную жизнь в Баку, и давал козырь в пропаганде правым социалистам, которые не преминули, по словам большевиков, прибегнуть к «недостойному приему – пользоваться озлоблением голодных людей». Русский офицер В.А.Добрынин резюмировал замыслы большевиков стремлением «укрепить свою власть, избавить себя от бушующей в Баку вооруженной и преступной черни и как-то раздобыть хлеба… Реквизициями и грабежами» они надеялись «прокормить огромный город».
Первоначально большевикам противостояли «нерегулярные войска грузин, мусаватские татары и банды дагестанцев в форме нашей пехоты». Особенно ожесточенные бои велись на территории Шемахинского и Геокчайского уездов, населенных преимущественно тюрками. Русское и армянское меньшинства этих уездов помогали большевикам. Красная армия нанесла противнику ряд поражений. 16–18 июня в боях под Геокчаем он потерял, по разным данным, от 800 до 3000 человек. Бакинскому совету казалось, что победа уже близка, а Кавказская Красная армия благодаря наличию армянских дружин приближалась к идеалу, то есть к стандарту регулярной армии: «Общее впечатление от армии людей, сведущих в военном деле, что это не обычная «советская» армия – в лучшем случае партизанские отряды, – а настоящее регулярное войско. Все товарищи, приезжающие из России, выражают восторги, знакомясь с нею. И пока что эта армия ведет себя великолепно». 23 июня 1918 г. Шаумян уверенно писал Ленину о необходимости двигаться на Тифлис, о вреде простоя для его войск.
Однако наступательный порыв новой армии, терзаемой жарой, жаждой, малярией, голодом и нехваткой боеприпасов, быстро иссяк. В конце июня в бой вступили турецкие войска, получившие солидное подкрепление, а Красная армия смогла пополниться лишь 2 тыс. человек, призванными по мобилизации. В боях под Геокчаем 27 июня–1 июля бакинские войска были разбиты и стали беспорядочно отступать. Начался массовый уход бойцов с фронта. В.А.Добрынин отмечал «полную дезорганизованность, совершенное отсутствие порядка и дисциплины и повальное, потрясающее дезертирство» в красных частях. Командир одного из батальонов доносил в Бакинский Совнарком: «Касаясь дисциплины во вверенном мне отряде, я должен констатировать… что сознательного и разумного отношения к своим обязанностям не было. Неповиновение командному составу, подчас переходившее в грубые реплики и ругань по адресу инструкторов, неисполнение часто простых боевых задач… мародерство, изнасилование женщин, подчас молодых подростков. Из 700 штыков, находящихся в моем распоряжении, только 300 человек были в окопах, остальные спрятались в ближайшей деревне и на пароходах. И мне, начальнику, вместо того чтобы отдавать те или иные распоряжения, приходилось бегать по пароходам и собирать солдат для отправки в окопы». Этого начальника за нежелание отступать в конце концов изгнали из отряда.
Красная армия Бакинского Совнаркома фактически развалилась и в беспорядке отступала к Баку. Сами большевики склонны были всю вину взваливать на командиров старой армии – дашнаков Амазаспа, Казарова и главнокомандующего Аветисова – слишком поспешно отводивших войска. Об этом вспоминал, в частности, А.И.Микоян, бывший военным комиссаром 3-й бригады и отступавший, может быть, лишь чуть медленнее военных руководителей армии.
Отличительной особенностью истории бакинской Красной армии этого периода стала бесконечная митинговщина, сопровождавшая каждое действие войск. Б.Байков отмечал, что «в войсках дисциплины не было никакой и таковая заменялась революционным сознанием», по любому поводу выводившим солдат на собрания. Митинговали даже в критические моменты, когда решалась судьба самой Коммуны. Впрочем, это было повсеместным явлением в нарождавшейся Красной армии. Когда на линии фронта практически не оставалось бойцов, 25 июля в заседании Бакинского совета принимали участие 500 человек (только тех, кто голосовал!). Закончились митинги только с гибелью самой Коммуны. 4 августа состоялась последняя «партийная конференция».
В силе Кавказской Красной армии таилась и ее слабость. Армянские солдаты-фронтовики и офицеры, добровольно встававшие на сторону большевиков из инстинкта самосохранения, по той же причине стали искать себе иных покровителей, как только положение Коммуны пошатнулось. «Командный состав плох, – писал еще в конце июня заместитель комиссара по военным и морским делам Б.П.Шеболдаев, – и опорой советской власти может быть только до тех пор, пока дашнаки имеют «русскую ориентацию»… Возможна перемена ориентации на английскую, и тогда могут быть любые неожиданности.» В конце второй декады июля, когда Красная армия стала терпеть поражение за поражением, Шеболдаев высказывался уже более определенно: «Необходимо иметь Советской власти гарнизон в Баку, чтобы отстоять Апшерон. Местная красная армия, будучи в громадном большинстве (80 процентов) из армян-дашнаков, таковой опорой служить не может..» Именно депутаты-армяне Бакинского совета продавили в конце июля решение о приглашении в Баку английских войск, чем, по словам Шаумяна, «окончательно деморализовали армию». «Предательство по отношению к нам дашнаки совершили явное», – сокрушался Шаумян…
По материалам книги А.Ю.Безугольного «Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919», http://www.kniga.com/books/preview_txt.asp?sku=ebooks312258#TOC_IDAMZ2SB