Дашнаки сыграли решающую роль в уничтожении Туркестанской автономии

 

26 февраля в Азербайджане отмечают очередную годовщину Ходжалинского геноцида — резни, которая стоит в одном ряду с Хатынью, Герникой, Лидице, Сребреницей… Наверное, если поднапрячь воображение, то можно поверить, что с военной точки зрения взять Ходжалы было «крайне, крайне необходимо». Но расстрел безоружных беженцев сначала у села Кятук, где были убиты и взяты в плен несколько сотен человек, а затем — чудовищная бойня у села Нахичеваник военного смысла уже не имели.

Но оставался другой смысл — политический. Сегодня уже нет сомнений — уничтожение Ходжалы было преднамеренной акцией устрашения, и доказывает это не кто иной, как нынешний президент Армении Серж Саркисян.

 

В книге «Черный сад» Томаса де Вааля, известного британского журналиста, приведено потрясающее в своем цинизме и откровенности интервью Сержа Саркисяна: «До Ходжалы азербайджанцы думали, что с нами можно шутки шутить, они думали, что армяне не способны поднять руку на гражданское население. Мы сумели сломать этот стереотип». По мнению де Ваала, «оценка Саркисяна заставляет под другим углом взглянуть на самую жестокую бойню Карабахской войны. Не исключено, что эти массовые убийства явились, пусть хотя бы и отчасти, преднамеренным актом устрашения».

 

Наверное, сегодня в Азербайджане вряд ли имеет смысл лишний раз напоминать, что уничтожение Ходжалы явилось, как ни кощунственно это звучит, вполне логичным продолжением «погромных» традиций партии «Дашнакцутюн», рейдов Андраника по Зангезуру, «мартовской резни» 1918 года в Баку…

 

Но была в кровавой истории «Дашнакцутюн» еще одна страница — чудовищная резня в Чусте и Коканде в Ферганской долине в феврале 1918 года. Та самая, в результате которой была потоплена в крови Кокандская автономия — оставшаяся практически неизвестной попытка создания в Центральной Азии национально-демократического государства.

 

Вертикальный предел

 

Как отмечают многие историки, географический раздел Южного Кавказа — с определенными, конечно, уточнениями вроде принадлежности побережья озера Гейча, Зангезура и т.д. — и сегодня достаточно четко отражает территориальный раздел, существовавший здесь на момент октябрьского переворота в Петрограде в 1917 году: Бакинская, Тифлисская, Елизаветпольская и Эриванская губернии угадываются на карте и сегодня. Иное дело — Центральная Азия. Да, еще и сегодня в Кушке, на самой афганской границе, можно увидеть огромных размеров каменный крест — один из тех, которые были установлены на крайних северной, западной, южной и восточной точках Российской империи. Уцелел на сегодня только один, да и тот вне российской территории.

 

Но, тем не менее, в те годы здесь не существовало ничего, напоминающего нынешние Узбекистан и Кыргызстан, Таджикистан и Туркменистан. В те времена среднеазиатские владения Российской империи включали Уральскую, Тургайскую, Акмолинскую, Семипалатинскую, Семиреченскую, Ферганскую, Сыр-Дарьинскую, Самаркандскую и Закаспийскую области, а также сохранившие ту или иную степень автономии Бухарский эмират и Хивинское ханство.

 

Как отмечают историки, первые контакты российского государства со среднеазиатскими государствами относятся к XVI веку. В 1589 году добивался дружбы с Москвой бухарский хан, желавший установить с ней торговые сношения. Сюда направляли послов, пытались играть на местных противоречиях. Прииртышье и Алтай удалось присоединить еще во времена Петра I, затем постепенно под власть России переходили земли казахов.

 

Но с 1839 года начинаются вооруженные вторжения России в Среднюю Азию. Вскоре было разгромлено некогда влиятельное Кокандское ханство, в состав России вошел Ташкент, вскоре на положении вассалов оказались Хивинское и Бухарское ханство.

 

И вскоре жителям Центральной Азии пришлось испытать на себе все прелести российского колониализма. Людей попросту не хватало: на одного чиновника в Средней Азии приходилось 2112 человек при среднем значении по стране — 707. Чиновники из бывших военных не отличались той «ласковостью», о которой писалось в мемуарах, не зная и не уважая местных традиций и законов ислама, местных языков, при небольшом жаловании, они где частично, где полностью переложили обязанности на помощников из числа местного населения. Фактически положение с традиционной системой «кормления» ханских чиновников для населения лишь ухудшилось, так как теперь приходилось учитывать и аппетиты русской администрации.

 

Но самое главное, эта администрация после завоевания края сохранила с небольшими изменениями суд казиев по шариату (мусульманскому религиозному праву) для оседлых народов и суд биев по адату (обычаю) для кочевников. По официальной версии, сделано это было для того, чтобы не ломать уклад жизни местного населения. По неофициальной, Россию вполне устраивало, чтобы ее подданные в Средней Азии оставались в состоянии средневековой спячки и не задумывались о разных вредных западных новшествах вроде парламента, выборной власти и т.д. Тем более, что России едва удалось подавить восстание в Польше в 1868 году, «сдетонировавшее» от демократических революций в других странах Европы.

 

Еще больше ситуация накалилась к концу XIX века, когда началось переселение на туркестанские земли крестьян из российских и украинских губерний. Крестьяне-переселенцы должны были получать на новых местах по 30 десятин земли на душу. Нередко — за счет земель, у которых были хозяева из числа местного населения, которые беспощадно изгонялись. Положение инородцев было унизительным. Так или иначе, к началу ХХ века в Центральной Азии накопилось предостаточно взрывного материала.

 

Сегодня учебники истории описывают, как на немногих промышленных предприятиях вели свою агитацию большевики. Среди городской интеллигенции Ташкента, Ашгабата, других городов активно действовали представители других политических партий тогдашней России. Но политическое пробуждение началось и в среде мусульман-инородцев, где крепло движение младобухарцев, требовавших реформ в Бухарском эмирате по примеру младотурок в Османской империи. Но главное, здесь уже набирали силу национально-освободительные течения и выдвигались свои яркие лидеры. Одним из них стал Мустафа Чокай (Шокай). Он родился 25 декабря 1890 года в казахском ауле на реке Сыр-Дарье близ Перовска (ныне Кызылорда). Его предки были степными аристократами. Дед Мустафы был правителем у хивинского хана, а отец — уважаемым в народе судьей. В их семье была хорошая библиотека старинных рукописей. По воле отца Мустафа пошел учиться в русскую школу Перовска, так как знание русского языка стало жизненно необходимым, в 1902 году отец отправил его учиться в Ташкентскую гимназию…и уехал в Петербург, где поступил на юридический факультет университета…

 

Когда в 1912 году умер отец Шокая, он на год вернулся домой по просьбе земляков и замещал должность отца — судьи, занимаясь главным образом защитой своих земляков в земельных спорах, то есть во время захватов казахских земель переселенцами из России в рамках Столыпинской аграрной реформы.

 

Этим его деятельность, впрочем, не ограничивается. Еще 3 июля 1907 года царь Николай II издал указ о лишении избирательных прав коренных народов Сибири и Средней Азии. Они потеряли свое и так незначительное представительство в Государственной Думе России. Но казахские политики и интеллигенция продолжали бороться за интересы своего народа любым путем. Молодого казаха, с отличием окончившего в 1916 году Петроградский университет, заметили. Бывший член Госдумы I созыва кадет Алихан Букейханов рекомендовал его еще в 1913 году в секретари мусульманской фракции IV Государственной Думы России. Позже Шокай должен был баллотироваться в депутаты от Башкирии, но заодно защищать интересы и казахского народа. Уфимский помещик Селимгирей Жантурин сделал Мустафе необходимую дарственную в виде земель и согласился на выдвижение его кандидатуры в Думу. Работая в Думе, Шокай познакомился с видными мусульманскими политическими деятелями России и подружился с Ахмад-Заки Валиди, будущим председателем Башкирской автономии.

 

Политический взрыв в Средней Азии, по оценкам многих, произошел в разгар тяжелой Первой мировой войны, когда 25 июня 1916 года царь Николай II издал указ «О реквизиции инородцев», то есть о привлечении коренного населения Туркестана и Cтепного края в возрасте от 19 до 43 лет к тыловым работам — рытью окопов. По сути дела, это был аналог нынешнего стройбата — оружия мусульманам Российская империя не доверяла, тем более во время войны с Турцией. Указ пришелся на дни Рамадана и самый разгар сельскохозяйственных работ, что вызвало возмущение всего народа. Началось мощное восстание в Туркестане и Степном крае.

Госдума вроде бы даже начала, как сказали бы сегодня, «парламентское расследование», но затем последовала Февральская революция, отречение Николая II от престола, Шокай с соратниками уехал из Петрограда домой в Туркестан. С ними в поезде в Ташкент ехали и эмиссары Советов для агитации и установления там своей власти. Охваченный свободолюбивыми помыслами Шокай весной начинает издавать в Ташкенте газету «Бирлик Туы» (Знамя единства), где впервые провозглашает идею о независимости всех тюркоязычных народов, а также газету на русском языке «Свободный Туркестан», где пропагандирует демократические идеи.

 

В апреле Мустафа принял участие в Туркестанском съезде общественных организаций в Ташкенте. Главным на повестке дня был вопрос управления Туркестаном. На съезде был создан Туркестанский Национальный Совет, и 27-летний Мустафа Шокай был избран председателем Постоянного исполкома. Позже он вспоминал: «Я был младше всех по возрасту, и мне было несколько неловко быть председателем. Но сам факт свидетельствовал о малочисленности выходцев из местной интеллигенции. А период был самый ответственный». 21-28 июля 1917 года Мустафа как делегат от Сыр-Дарьинской области, населенной в основном казахами, принимает участие в Первом всекиргизском (всеказахском) съезде в Оренбурге, избирается делегатом и на Всероссийское учредительное собрание и на Всероссийский съезд мусульман «Шураи-Ислам». Затем он вошел в состав Туркестанского комитета Временного правительства.

 

Но 13 сентября 1917 года в Ташкенте начинают активно действовать большевики, а 29 октября город уже был полностью в руках Советов. Было издано постановление об аресте членов Туркестанского комитета уже свергнутого 25 октября в Петрограде Временного правительства. За голову Шокая была объявлена награда в 1000 рублей — большевики быстро оценили опасность авторитета молодого туркестанского политика.

 

Мустафа Шокай и его соратники покинули Ташкент и продолжили свою деятельность в Ферганской долинe, в Коканде, бывшей столице Кокандского ханства, разгромленного Россией всего 40 лет назад, где еще сохранялись сильные антиимпериалистические настроения. 27 ноября на IV чрезвычайном Всемусульманском съезде, проходившем в Коканде, было объявлено о создании Туркестанской автономии (Туркестон мухториати) во главе с Туркестанским временным советом, который возглавил Мухамеджан Тынышпаев. Министерство иностранных дел возглавил Мустафа Шокай, но вскоре в связи с уходом Тынышпаева из-за внутренних разногласий он стал председателем правительства.

 

Как потом признавали многие историки, в отличие от Азербайджана с партией «Мусават», в Туркестане не было национальной партии, которая могла бы взять на себя ответственность за государственное строительство. Все приходилось начинать с нуля. Во вступительной речи Мустафа Шокай сказал: «Построить с ходу полнокровное государство нелегко. Для этого нет ни кадров, ни опыта. И главное — нет армии, чтобы защитить будущую автономию. Как бы ни была ослаблена Россия, она гораздо сильнее нас. С Россией мы должны жить в мире и дружбе. Это диктует сама география. Я не приемлю политику Советов, но верю в разрушительную силу большевиков».

 

А в Петрограде тем временем развивался свой политический триллер. 25 октября в результате переворота Временное правительство было свергнуто. 12 ноября 1917 года прошли выборы в Учредительное собрание, но по их результатам большевики получили всего 23,9% голосов против 40,4% у правых эсеров. И тогда они после первого же заседания избранного народом Собрания, не получив поддержки и у депутатов, 6 января 1918 года разогнали его — фраза Ленина «Караул устал» вошла в анналы истории. Демонстрация в поддержку Учредительного собрания была расстреляна. Начиналась диктатура пролетариата и красный террор.

 

Но в Туркестане с упоением используют шанс на построение своего государства. С 5 по 13 декабря, приглашенный уже как глава Туркестанской автономии, Мустафа Шокай принял участие во Втором общекиргизском съезде в Оренбурге, где была провозглашена Алашская (Казахская) автономия. Он вошел в состав правительства «Алаш-Орда», председателем которого стал хорошо знакомый Мустафе Алихан Букейханов. В этом правительстве 10 мест из 25 было предоставлено русским и другим нациям. И Алашская автономия тоже предполагалась в составе будущей Российской Федерации. Но Шокаю пришлось срочно вернуться в Туркестан.

 

Кокандское правительство объявило о намерении созвать 20 марта 1918 года свой парламент на основе всеобщего прямого, равного и тайного голосования. Две трети мест в парламенте предназначались мусульманским депутатам, а одна треть — представителям немусульманского населения. Существование такого парламента должно было стать первым шагом к демократизации Туркестана. К слову, в образованном в то же время в Ташкенте правительстве Туркестанской Советской Республики (ТАССР) из 14 его членов не было ни одного человека из представителей коренных народов — на этом фоне даже Бакинская коммуна кажется «торжеством ленинской национальной политики». Председатель Совнаркома Туркестанской республики Федор Колесов, недавний конторщик на ташкентской железной дороге, заявил: «Невозможно допустить мусульман в верховные органы власти, поскольку позиция местного населения по отношению к нам не определена и, кроме того, они не имеют никакой пролетарской организации».

 

Но, увы, этим выборам не суждено было состояться — точно так же, как и намеченным на февраль 1990 года выборам в Верховный Совет Азербайджана, на которых была предрешена победа сторонников независимости: «литовский вариант» в нашей стране «предотвращали» при помощи карательной акции 20 января 1990 года.

 

Как потом вспоминал сам Шокай, формально продекларировав право наций на самоопределение, большевики загнали в прочные оковы саму идею независимости нерусских народов бывшей царской России. На IV краевом съезде Советов Туркестана (19 — 26 января 1918 года) представитель фракции большевиков И.Тоболин однозначно выразился за создание особых условий для «класса трудящихся, класса пролетариата». Звучит вроде бы интернационалистки, но в Туркестане пролетариат был представлен только русскими переселенцами, и эта завуалированная формулировка означала откровенное пренебрежение интересами коренного населения. А на практике съезд большевиков принял постановление «объявить вне закона Кокандское автономное правительство и арестовать главарей». Сам факт провозглашения автономии Туркестана был квалифицирован как «попытка контрреволюционных элементов найти опору в среде мусульманской буржуазии и темной массы мусульманства» В январе 1918 в ответ на предъявленный ультиматум Шокай отказался признать власть Советов. И тогда для уничтожения Туркестанской автономии из Москвы в Ташкент прибыли 11 эшелонов с войсками и артиллерией.

 

Как потом подчеркивали в своих воспоминаниях многие, на Коканд были брошены войска, костяк которых составили…вооруженные дашнаки.

 

Деятельность дашнаков в Средней Азии и их роль в подавлении Туркестанской автономии заслуживает особого внимания. История переселения этнических армян в Центральную Азию известна куда меньше, чем их деятельность на Южном Кавказе, и понятно, что здесь они не имели таких же позиций, как в Азербайджане, включая Эриванское ханство. Тем не менее, по воспоминаниям многих, здесь было немало армянских ремесленников и торговцев. По некоторым данным, в районе хребта Копетдаг Россия пыталась создать такую же цепь казачьих станиц и армянских поселков, каковая существовала на Северном Кавказе.

 

Так или иначе, с началом революционной смуты партия «Дашнакцутюн», занимавшаяся, в числе прочего, переправой оружия из России в Восточную Анатолию для своих соплеменников, очень быстро выставила и здесь свои вооруженные отряды. Которые практически полностью, без смены командиров и политруков, вливались в ряды Красной Гвардии, а позже — Красной Армии. В том числе и потому, что национальное движение в Средней Азии было крепко замешано на пантюркизме, именно Османскую Империю с ее движением младотурок здесь считали образцом для подражания, и у дашнаков с большевиками просто совпали цели. Так или иначе, не имея армии, Кокандская автономия не сумела противостоять превосходившим силам большевиков, и после 64-дневного существования 13 февраля 1918 года была разгромлена. На самом деле разгром этот представлял собой самую настоящую резню мирного населения.

 

М.З.Садыхлы в своей книге «Ответ тебе даст история…» советует обратиться к воспоминаниям большевика, заместителя председателя Совнаркома РСФСР, туркестанца Турара Рыскулова «Революция и коренное население Туркестана» (Ташкент, 1925, с.105-108), точнее, к разделу этой книги под названием «Что делали дашнаки в Фергане»: «В пылу подавления восстания в течение девяти дней в Коканде творились и разные грабежи. Весьма расчетливые дашнаки решили сразу же нажить «деньгу», и город подвергся тщательной «чистке», — писал Рыскулов. — Так, в Коканде после прихода дашнаков». По его словам, «торговые слои армян тоже оказались ярыми «революционерами» и, влившись в отряд, приступили к разгрому города. Разгромлены были все магазины, все, что было возможно, свезено на склады, остальное было сожжено. Происходили массовые убийства». «В Андижане, после восстания, «гарнизон из тех же дашнаков обвинил весь старый город», решено было провести в нем обыск. Обыск продолжался целую неделю, сопровождавшийся грабежом, убийствами и изнасилованием» — продолжает Рыскулов. Как отмечают английские исследователи, на которых ссылаются уже иные авторы, точное количество вырезанных жителей неизвестно, но оно, безусловно, огромно. Население Коканда, которое в 1897 году составляло 120.000 человек, в 1926 году сократилось до 69.300. Город был разрушен и сожжен. Как указывает Садыхлы, «эти союзники большевиков настолько дискредитировали себя в глазах туркестанской бедноты, что согласно ходатайству ферганских коммунистов «Туркестанское правительство решает порвать с партией «Дашнакцутюн», ибо факты окончательно разоблачают сущность армянской националистической партии «Дашнакцутюн»».

 

Впрочем, даже после того, как дашнаки были зачислены в разряд «контрреволюционеров», расклада сил в Средней Азии это не изменит: уже в 1922 году Семена Буденного на посту командующего Туркестанским фронтом сменил Гаспар Восканов. А противостоял ему знаменитый Энвер-паша, тот самый, который бежал из Турци в Германию, затем жил в Москве, участвовал в проходившем в Баку Съезде народов Востока и выступал в поддержку «ленинской национальной политики», находясь при этом в жесткой оппозиции к Кемалю-паше Ататюрку — новому руководителю Турции. Даже после того, как Энвер-паша, который отправился в Центральную Азию с тем, чтобы поднять восстание среди мусульман Британской Индии, но затем присоединился к басмаческому, точнее, повстанческому движению в Средней Азии, и Ленин, и Троцкий, и Дзержинский бомбардируют части Туркестанского фронта телеграммами: Энвера брать живым. Рассчитывая, очевидно, использовать его против Кемаля Ататюрка.

 

Конечно, эта версия может показаться излишне смелой, но как минимум не исключено, что, оказывая помощь Кемалю-паше во время войны за независимость Турции, Советская Россия не особенно рассчитывала, что сторонники независимости Турции придут к власти и отправят на свалку истории Севрский договор. Возможно, расчет делался на то, чтобы еще больше ослабить положение султана Вахидеддина, который до 1922 года оставался законным правителем Османской империи. В конце концов, в 1993 году Армения, использовав как повод мятеж Сурета Гусейнова, откажется от выполнения условий соглашения о прекращении огня, предусматривавших вывод войск из Кяльбаджарского района. Так или иначе, Восканов вскоре прислал командующему I отдельной Туркестанской кавалерийской бригадой Акопу (Якову) Мелкумяну примечательную телеграмму: «Мне нужен мертвый Энвер. Прочти. Думай. Немедленно сожги». Потом Яков Мелкумян будет откровенничать в беседах с армянскими журналистами: «Это я прикончил Энвера», открыто намекая на то, что смерть Энвера-паши — это продолжение террора дашнакской «Немезиды», группировки, ответственной за убийства членов правительства младотурок и Азербайджанской Демократической Республики.

 

Коканд после разгрома Туркестанской автономии

 

НУРАНИ

Нурани. Кровавый след дашнаков в Туркестане & Шухрат Барлас. Дашнаки в Туркестане