… известны два аналитических исследования криминологической направленности по тематике армянского терроризма. Первое из них — статья сотрудника группы анализа угроз Управления безопасности Государственного департамента США Эндрю Корсуна «Армянский терроризм: Обзор» («Аrmenian Terrorism: A Profile»). Второе — аналитический отчет «Армянская секретная армия освобождения Армении: сохраняющаяся международная угроза» («The Armenian Secret Army for the Liberation of Armenia: A Continuing International Threat. A Research Paper»), составленный в Департаменте разведки (Directorate of Intelligence) Центрального разведывательного управления США (№ G1 84-1008 EUR 84-10004) не раньше января 1984 года, который был частично рассекречен и опубликован с купюрами на официальном сайте ЦРУ США 30 апреля 2013 года.
Каждый из этих двух текстов — и статья, и аналитический отчет – интересны сами по себе, поскольку представляют собой результат специально проделанного труда одного человека или коллектива авторов, при этом каждый из них вольно или невольно в своей композиционной структуре отражает базовые идеологические постулаты его составителя или группы составителей, поставленные перед ними цели и задачи, независимо от того, были ли они озвучены официально или нет. По сути, каждый из них в определенной мере отражает в своем содержании официальную точку зрения должностных лиц Государственного департамента и ЦРУ США, а в более понимании — позицию военно-политического истеблишмента Соединенных Штатов как на факт существования в мире в 1970-80-е гг. реальной для того времени проблемы армянского терроризма, так и на ее осмысление и на поиск путей противодействия ей и ее преодоления. Если же взглянуть на этот вопрос, максимально расширив границы поля зрения, то эти два документа, по сути, содержат в себе отражение квинтэссенции позиции военно-политической элиты США по проблеме терроризма в целом как фактора международной политики, что поднимает ценность результатов их сравнительного анализа на качественно новую высоту. Разница между ними состоит лишь в том, что первый из них изначально был ориентирован на прочтение неопределенным кругом представителей дипломатического корпуса стран мира с целью ознакомления их с позицией внешнеполитического ведомства США по этому, безусловно, волнующему вопросу, тогда как другой был с самого начала засекречен, основывался на разведывательно-оперативных сведениях и создавался в расчете на узкий круг высокопоставленных политиков и чиновников Соединенных Штатов, обладающих реальными возможностями и полномочиями вырабатывать, формулировать или принимать решения по вопросам внешней политики своей страты.
Сопоставление содержания двух указанных выше документов интересно само по себе сразу с нескольких точек зрения или интеллектуально-идеологических позиций.
Во-первых, оба текста, несмотря на существенную разницу в заголовках, тематически близки друг к другу, а поскольку первый из них создавался во внешнеполитическом ведомтсве, а второй – в спецслужбе, то в совокупности они отражают целостную и комплексную позицию экспертного сообщества США по проблематике армянского терроризма, ориентированную на интеллектуальную поддержку принимаемых высшим политическим руководством США политических решений.
Во-вторых, оба указанных документа близки друг другу по композиционной структуре содержания настолько, что создается впечатление, что они составлялись разными людьми, имеющими приблизительно одинаковую аналитическую или оперативную профессиональную подготовку, по единому (универсальному или унифицированному) шаблону, что в очередной раз подтверждает правильность высказанной нами выше мысли о том, что составители документов и их конечные пользователи содержащейся в них информации принадлежали к совершенно определенным (и различным между собой) кругам американского государственного аппарата, но имеющим общий образ мышления, что, в свою очередь, свидетельствует о наличии у них единой теоретико-методологической основы профессиональной подготовки.
В-третьих, оба текста близки друг другу хронологически (статья Э.Корсуна обрывает статистику актов армянского терроризма 26 июля 1982 года, аналитическая записка Управления разведки ЦРУ США — концом 1983 года), поэтому их авторы опираются и используют практически единый массив информации и комплекс ее источников, следовательно, сопоставление двух этих текстов обнаруживает реальный уровень компетентности и информированности по вопросам проблематики армянского терроризма как самих авторов, так и тех ведомств, в структуре которых они осуществляли свою служебную деятельность.
Таким образом, мы вполне определенно можем говорить о том, что сравнение текстов аналитических документов, созданных приблизительно в одно и то же время авторами, имеющими приблизительно одинаковое профессиональное образование и служебную компетенцию, работающими в структурах Государственного департамента и Центрального разведывательного управления США, позволяет с высокой степенью достоверности воспроизвести общую картину и оценить масштаб террористической активности армянских политических и национально-религиозных экстремистов в первое десятилетие последней четверти XX столетия.
Не вдаваясь в аспект идеологической ангажированности и пристрастности авторов исследуемых документов, но отдавая при этом дань уважения их профессионализму и компетентности, следует особо подчеркнуть то обстоятельство, что оба эти текста, в достоверности содержания которых сомневаться у нас нет основания, дают исчерпывающую характеристику армянского терроризма в 1970-80-е гг., интерпретируя его как этнокриминальное явление с ортодоксальным идеологическим подтекстом, достаточно маргинальное по характеру и содержанию противоправной деятельности и способам совершения террористических актов, но весьма эффективное по степени его воздействия на целевую аудиторию. Не обременяя себя аллюзиями на категории Добра и Зла, они рассматривали это вполне автохтонное явление с позиции возможности его использования в будущем как специфического инструмента воздействия на отдельные болевые точки международных отношений в интересах внешней политики США. Такой сугубо прагматический подход позволил аналитикам Государственного департамента и ЦРУ США сформировать у представителей высшего политического руководства своей страны мнение о том, что армянский терроризм не только представляет собой реальную международную угрозу интересам Соединенных Штатоа и их союзникам в Европе и Передней Азии, но по причине своей автохтонности и напрямую с ней связанной маргинальности не включен в структуру глобального противостояния «коммунистического» Востока и «капиталистического» Запада, вследствие чего может быть использован последним в своих геостратегических интересах. В исторической судьбе Советского Союза и всего блока социалистических стран Восточной и Юго-Восточной Европы фактор «прирученного» Западом армянского терроризма сыграл существенную и фатальную роль, поскольку армянские националисты-террористы стали ключевой ударной силой в процессе организации и целенаправленного развязывания во второй половине 1980-х гг. армяно-азербайджанской войны в Нагорном Карабахе, положившей, по сути, конец существованию Союза ССР и всему блоку Варшавского договора.
Оба текста — и статья Э. Корсуна, и аналитический отчет Департамента разведки ЦРУ США — отстоят от реалий нынешнего дня более чем на треть столетия, и этот временной промежуток длиною в два поколения, безусловно, накладывает свой отпечаток на восприятие и оценку современным человеком событий, еще находящихся в плоскости его памяти, но уже отстоящих от него на значительный временной промежуток, нагромождение пережитых событий которого закрывает собой для него ясную историческую ретроспективу. Данное обстоятельство, объективно существующее само по себе и отдельно от сознания, желания и воли исследователя, создает для него эпистемологическую проблему критики того знания, которое предлагается ему иными авторами в виде текстов, научных концепций, школ или даже философских систем. Эпистемология как категория философии науки в своей основе имеет гносеологию (теорию объективного научного познания), но в отличие от нее обладает действенным началом, в рамках реализации которого оценивает достоверность полученного знания не с точки зрения достигнутого результата, но и с позиций оценки качества и содержания процесса, приведшего к его получению, т.е. с позиций методологии. Иными словами, эпистемология предполагает не только объяснения какого-либо явления (надеемся, что никто из читателей не сомневается в том, что армянский терроризм на всем протяжении своего существования представляет собой именно целостное явление, а не спорадическую цепь спонтанно возникающих событий в виде террористических актов), но и объяснения выбора, почему именно те или конкретные средства или инструменты познания были избраны исследователем для изучения этого явления. Разъяснение этого обстоятельства позволяет ответить на вопрос о том, чем является исследователь-компилятором, бездумно повторяющим сделанные до него оценки и выводы, или все-таки самостоятельным автором, изучившим с помощью собственного субъективного гносеологического инструментария заинтересовавший его объект познания и сформулировавший на выявленных им при его изучении закономерностей и причинно-следственных связей собственное концептуальное видение явления, включая не только его описание (восприятие), но и объяснение (осмысление). Если говорить на языке обывателя, то исследователь, решивший для себя ранее поставленную научную задачу, не только отвечает на вопросы «кто?», «что?» и «какой?», но также и на вопрос «почему именно такой?».
Самое поверхностное сравнение содержания текстов двух указанных документов позволяет высказать ряд принципиальных соображений по вопросам их происхождения и источникам получения использованной при их написании информации. Каждое содержащееся в них утверждение представляет собой непротиворечивое с другими определенное допущение, но их совокупное сопоставление образует тенденцию, сам факт наличия и внутренней непротиворечивости которой предполагает высокую степень достоверности проистекающих из нее выводов…
…первой половине 1980-х гг. американское внешнеполитическое ведомство и спецслужбы уже наконец-то для себя поняли, что именно представлял собой армянский национально-религиозный и политический терроризм в контексте мировой практики в первое десятилетие последней четверти XX века, а поэтому решили поделиться своим вполне достоверным знанием с политической элитой США, чтобы та смогла принять решение, как она может использовать его в своих личных целях или национальных интересах страны, и стоит ли использовать его вообще.
А это, в свою очередь, значит, что к указанному времени армянский терроризм не только достиг своей кульминации или апогея, но и, исчерпав все внутренние ресурсы и резервы этноса, начал деградировать и самовырождаться, а поэтому требовался импульс извне для его возрождения или поддержания в былом тонусе, если на то, конечно, имелись резоны, лежащие вне поля целей и задач, который изначально ставили перед собой армянские террористы или их идеологи. Фактически, статья Э. Корсуна ставила перед руководством Государственного департамента США, а аналитический отчет Департамента разведки ЦРУ США — перед командованием своей спецслужбы вопрос о том, как Соединенным Штатам вести себя дальше в отношении армянского терроризма: дать ему естественным путем зачахнуть или превратить его в инструмент реализации своих внешнеполитических планов? История распорядилась так, что был реализован второй вариант решения поставленной дилеммы, но оба эти документа лишь инициировали процесс принятия подобного решения или стали предвестниками его начала, не оказав на его итог никакого принципиального влияния (если дело в реальности обстояло как-то иначе, то вряд ли в наши дни документ ЦРУ США был бы рассекречен даже по истечении 30-летнего срока хранения, пусть даже и с изъятиями).
Из книги Олега Кузнецова «История транснационального армянского терроризма в ХХ столетии: Историко-криминологическое исследование», Баку, 2015 стр.24-28.