Кто был истинным заказчиком и организатором сумгайытских событий?

Эта истерия с завидным постоянством вспыхивает в Армении каждый год накануне 26 февраля: с воплями о «геноциде армян» в Сумгайыте, с обвинениями в адрес Азербайджана, с весьма натянутыми параллелями с «геноцидом 1915 года». Министр иностранных дел Армении Вардан Осканян договорился до того, что объявил Сумгайыт «началом карабахского конфликта».

Между тем даже самый беглый анализ фактов не оставляет сомнений: трагические события в Сумгайыте с самого начала были срежиссированной провокацией. Точнее, одним из важных звеньев многоходовой комбинации, где каждому отводилась своя роль и где с самого начала было расписано, кто будет объявлен преступником, кто жертвой и кто в конце останется в выигрыше. И понятно, что задумана эта провокация была далеко от сумгайытских заводов и печально известного «нахалстроя». И значение их выходило далеко за рамки сугубо южнокавказских реалий, и для того, чтобы понять, кто и зачем умело разжигал на национальных окраинах бывшего СССР «локальные конфликты», надо уяснить для себя простую вещь: карабахский конфликт не мог вспыхнуть без соответствующей, пусть и тайной, «отмашки» из Москвы.

Кто бросил первый камень?

Сегодня на страницах газет можно встретить десятки разных версий, когда следует отсчитывать начало карабахского конфликта. Большинство принимает за «точку отсчета» начало массовых митингов в бывшей НКАО с требованием присоединить эту азербайджанскую автономную область к Армении.

Строго говоря, притязания на Нагорный Карабах в армянской среде предъявляли еще с первой четверти ХХ века, когда в Карабахе и были спровоцированы первые столкновения. География армянских притязаний не ограничивалась Карабахом. Исторические документы 1918 года, в частности, телеграмма Фатали хана Хойского Мамед Гасану Гаджинскому позволяют представить себе «расклад сил» того времени: Фатали хан Хойский указывает, что «они (армяне. — Ред.) примут ультиматум и покончат с войной — мы уступим им Эривань». Взамен армянские представители взяли на себя обязательства не претендовать на Карабах и Нахчыван. Этот вопрос обсуждался на заседании Мусульманского национального совета уже 29 мая 1918 года: «По открытии заседания член Совета Ф.Хойский докладывает Совету о результатах переговоров представителей Совета с представителями Армянского Национального Совета по поводу границы территории Азербайджанской и Армянской федераций. Ф.Х.Хойский заканчивает свой доклад сообщением. что для образования Армянской федерации им нужен политический центр, а таковым после отхода Александрополя к Турции, может быть только Эривань, а потому уступка Эривани армянам, говорит Хойский, является неизбежной».

Александрополь, о котором шла речь — это нынешний Гюмри, несколько десятков лет именовавшийся Ленинаканом. 15 мая 1918 года в ходе продолжающейся Первой мировой войны он был взят турецкими войсками. Позже Армения восстановила контроль над Александрополем-Гюмри-Ленинаканом, но о том, чтобы вернуть Эривань, речь уже не шла. Да и обязательство не претендовать на Карабах продержалось очень недолго: уже в двадцатые годы сотрудники Особого отдела будут задерживать провокаторов с весьма подозрительными прокламациями, призывающими русских солдат «вернуться домой» и не мешать армянам освобождать Карабах от гнета «варваров-татар», которые «устраивали резню армян» и чьи лидеры «ездили на поклон в Константинополь». Причем у провокаторов вместе с листовками изымались и рекомендательные письма к местным армянским священникам.

Другое дело, что география армянских притязаний — вопрос сложный: дашнаки в 1918 году рассчитывали присоединить к Армении и Баку с его нефтяными полями, и именно для этого дашнаки устроили в марте 1918 года чудовищную резню мусульманского населения города — именно после той, первой в истории региона «нефтяной этнической чистки» азербайджанцы, составлявшие в Баку до 90% населения, оказались в меньшинстве.

Тем не менее, во время распада Российской империи образования на ее обломках новых государств и их последующей аннексии Москвой уже в рамках «советизации» Армении взять под свой контроль Карабах не удалось — Москва ограничилась учреждением там автономной области.

О притязаниях на Карабах вспомнят потом, уже в семидесятые-восьмидесятые годы. Филипп Бобков, генерал КГБ в отставке, в своей книге «КГБ и власть» напоминает о той нашумевшей поездке в Париж академика Абела Гезовича Аганбегяна в конце 1987 года, в ходе которой тот встретился с представителями армянской диаспоры во Франции и заявил им, что, дескать, в Кремле есть мнение о том, что целесообразно было бы передать НКАО в состав Армении. «В то время Аганбегян был близок к Горбачеву, и за рубежом его воспринимали как человека, в известной мере выражавшего взгляды Генерального секретаря ЦК КПСС» — констатирует Бобков. — «Постарался» журналист и писатель Зорий Балаян. Находясь в Америке, он объехал места проживания армян и тоже, намекнув на Горбачева, заявил о переходе Нагорного Карабаха под юрисдикцию Армении».

Понятно, что заявления Зория Балаяна и Абела Аганбегяна были восприняты в армянских кругах как руководство к действию — а как еще их можно было воспринять?

А вот дальше начинается нечто непонятное. Заявлений Аганбегяна, Балаяна и т.д. и иже с ним Москва при своих колоссальных информационных возможностях как бы не подтверждает, но и не опровергает. Когда же в НКАО начинаются первые митинги, Москва не только не думает их пресекать, но и реагирует весьма расплывчатым и невнятным заявлением: границ республик менять не будем, но проблему решим «в ходе перестройки». В Ереване и Ханкенди, тогда Степанакерте, это заявление расценили как ненавязчивый совет «дожать». А в Баку были откровенно возмущены бездеятельностью центра. Тем более, что еще в декабре 1986 года, во время волнений в Алма-Ате, когда жители столицы Казахстана вышли протестовать против «избрания» первым секретарем ЦК КП Казахстана Геннадия Колбина, Горбачев продемонстрировал, что «гласность» и «перестройка» имеют определенные границы.

Реальных мер по пресечению армянской истерии Москва так и не примет. Более того, советские силовые структуры не сделают ровным счетом ничего для защиты азербайджанцев в Армении, в Нагорном Карабахе, в прилегающих к нему районах даже после того, как в руках армянских боевиков появится боевое оружие, а власть фактически начнет переходить к их лидерам. И понятно, что вряд ли здесь все объясняется исключительно «армянским лобби» в Москве — лоббистский механизм, говоря начистоту, может существовать только в странах с развитой демократией и возможностью «давления снизу», а в условиях жесткой вертикали власти, существовавшей в бывшем СССР, говорить о лобби можно было только с очень большой натяжкой. Либерализм Москвы имел совсем другое объяснение, и для этого необходимо, как говорится, «изменить масштаб картинки». Где даже самый беглый анализ не оставляет сомнений: у «локальных конфликтов» была своя, и весьма важная, роль в сценарии под названием «перестройка», который взялся реализовать Михаил Горбачев.

Кто заказывал войну?

Сегодня, оценивая итоги горбачевской «перестройки», далеко не всегда принимается во внимание одно обстоятельство: ничего не предпринимать и оставить все как есть новоиспеченный генсек уже не мог. Падение цен на нефть ввергло страну в тяжелейший кризис, в разряд «дефицита» попадал уже не только импортный ширпотреб, но даже самые обычные продукты питания, полки магазинов стремительно пустели, очереди удлинялись, мясо и масло распределялись по талонам… И достаточно полистать старые подшивки, чтобы понять: вначале Горбачев попытался банально «закрутить гайки», объявив сначала кампанию по борьбе с пьянством, а потом — с «нетрудовыми доходами». Газеты призывали даже запретить наследование имущества — для «социального равенства», в прессу стали возвращаться термины, бытовавшие в худшие времена сталинского террора, вроде «мелкобуржуазных взглядов» и «оппортунизма». Однако «административная схема», увы, не сработала, да и не могла сработать. Тут требовались другие пути, и в Кремле решили… поискать денег на Западе. А для того, чтобы получить кредиты и инвестиции, было решено устроить масштабную «лакировку фасада»: демонстративно «сдать назад» на международной арене — все равно экономика уже не справляется с бременем военных расходов, и лучше, если удастся придать неизбежному сокращению характер «взаимного», простить пару-тройку наиболее видных «диссидентов» вроде академика Сахарова, публично разоблачить «культ личности Сталина», подкинуть прессе пару-тройку новомодных терминов вроде «гласность», «перестройка», «новое мышление», «общечеловеческие ценности» — и под этим соусом выторговать на Западе кредиты и инвестиции.

Только вот вряд ли Горбачев всерьез собирался делиться со своими оппонентами реальной властью. И с первыми же робкими попытками политических реформ некие «темные силы» уже запалили на национальных окраинах те самые «локальные конфликты», на основе которых уже очень скоро заговорят о том, что в нашей стране демократия, особенно «на пустой желудок» — штука опасная, и вообще переходить к рынку надо так, как это делали в Южной Корее, Чили и Китае — в условиях «твердой руки». Именно большая кровь на национальных окраинах позволяла отработать те самые механизмы установления военной диктатуры — сначала в отдельно взятом городе, потом по всей стране, введение поста президента, свертывание «политической составляющей» реформ…

Коммунистической идеологией, социалистическими принципами, заветами Маркса и Ленина Горбачев, по всей видимости, пожертвовал без особого душевного трепета, но вот делить всерьез власть он с самого начала не собирался. И был уверен, что контролирует в стране все и вся, а посему в тот момент, когда главари мятежей вроде карабахского сыграют отведенную им роль, Москва все без труда прекратит и «наведет порядок».

И, увы, слишком многое указывает на то, что, кроме «программы-миниум», когда национальные конфликты должны были сыграть роль пиар-обоснования для свертывания «гласности» и «демократизации», существовала применительно к Карабаху и программа-максимум: в очередной раз расширить на Южном Кавказе армянский «плацдарм» или, если угодно, «форпост». И тот факт, что, войдя в состав СССР со 111 тысячами кв.км. территории, на момент выхода Азербайджан располагал 87 тысячами — остальное было в разное время «подарено» Армении, что за эти годы Москвой было организовано несколько кампаний по массовой депортации азербайджанцев из Армении — это, увы, слишком серьезная информация к размышлению, имели ли место те самые гарантии, о которых говорили и Аганбегян, и Балаян, и Капутикян. Другое дело, что осуществить задуманное в Москве просто не успели — в декабре 1991 года СССР банально развалился. И, быть может, нам просто повезло, точно так же, как в пятидесятые годы, когда смерть «отца народов» не позволила реализовать план по окончательному переселению азербайджанцев из Закавказья в Сибирь.

Но эти планы в Москве были пока что отложены на потом. А «программа-минимум» требовала добиться, чтобы пламя межнациональной вражды полыхнуло посильнее.

Выбор жертвы

У пиара свои законы, порой весьма циничные. Особенно если это пиар на крови. Где с самого начала нужно четко определить, в числе прочего, и кандидатов на роль «образцово-показательных жертв».

А вот здесь уже учитывалось все. В том числе и то, что в своей знаменитой передаче «Позиция» Генрих Боровик назвал «культом печали» — та самая истерия, десятилетиями нагнетавшаяся вокруг пресловутого «геноцида армян». Которая тут же была экстраполирована на азербайджанцев.

Сегодня уже известно, что первые жертвы карабахского противостояния были азербайджанцами по национальности. Первая волна погромов азербайджанцев прокатывается по Зангезуру уже в 1985 году. Вторая начинается зимой 1987 года, как раз в те дни, когда о «целесообразности» передачи Карабаха в состав Армении разглагольствует Абел Гезович Аганбегян. По самым скромным подсчетам, в ходе изгнания азербайджанцев из Армении были убиты не менее 250 человек.

А потом наступил черед трагедии, разыгравшейся в Ходжалинском, тогда Аскеранском районе. Вот как описывает эти события Бобков: «Опять-таки можно спорить о том, кто был первым, кто как себя вел и кто больше виноват — азербайджанская или армянская сторона — но факт остается фактом: первыми жертвами стали азербайджанцы: 22 февраля 1988 года в Аскеранском районе были убиты двое: работавший на виноградниках крестьянин и мальчишка, который показался подозрительным армянскому стрелку».

Потом в прессе многократно опишут, как возмущенные убийством жители Агдамского района двинулись на Аскеран. Как одну из колонн остановил местный мулла, другую — партийный работник из Баку. И как бросила на землю свой платок Хураман Аббасова, Герой Социалистического Труда — и никто не решился нарушить древний обычай и перешагнуть через материнский платок.

Тем не менее, в Армении уже начали умело распространяться слухи о «массовых убийствах» армян в Азербайджане. И для того чтобы погасить волнения, перед умело управляемой толпой на Театральной площади Еревана заместитель генерального прокурора СССР, главный военный прокурор А.Катусев сделал заявление: лично ему известно о двух погибших, и армян среди них нет.

А обстановка накалялась. «В Сумгайыте перед горкомом партии собралось не менее пяти тысяч жителей. Напряжение достигло кульминации, когда на площади появились азербайджанцы, бежавшие из Кафанского района Армении и рассказавшие о погромах, ученных армянами в районах, где жили, главным образом, азербайджанцы, — вспоминает генерал Бобков. — Еще больше подлило масло в огонь выступление по армянскому телевидению поэтессы Сильвии Капутикян с рассказом о встрече в Москве с М.С.Горбачевым, а затем пришедшее из Еревана сообщение — о заявлении Главного военного прокурора Советской армии А.Н.Катусева, сказавшего, что ему известно о двух погибших в Азербайджане и, по его сведениям, среди погибших армян нет».

Именно сообщение об убийстве двух азербайджанцев в Аскеранском районе, по официальной версии, и сыграло роль пускового механизма сумгайытской трагедии, которую было предписано считать «стихийным межнациональным взрывом», где допускалось только присутствие «социальной» нотки.

Потом многие журналисты так называемых «центральных» газет признают: город представлял собой самую настоящую «тикающую бомбу». Социальные проблемы не просто достигли здесь точки кипения — они уже перехлестнули все мыслимые и немыслимые рубежи. Большая часть жителей Сумгайыта ютилась в печально известном «нахалстрое», то есть, по сути дела, в городских трущобах, которые в Бразилии именуются «фавелами», в США в годы великой депрессии назывались «гувервиллями», а в Турции именуются «геджегонду». К тому же именно этот город представлял собой бакинский «сто первый километр», так что и присутствие в Сумгайыте «спецконтингента», то есть «отсидевших» уголовников, тоже превышало все мыслимые и немыслимые пределы. Не говоря уже о том, что в определенной среде «условно-досрочное освобождение» до сих пор именуется «химией» — «удошников» направляли на работу на предприятия Химпрома, а в Сумгайыте именно химические заводы составляли основной промышленный потенциал. Наконец, люди не могли смириться и с тем, что город, по сути дела, был превращен в гигантскую «газовую камеру»: экологические нормы при строительстве и эксплуатации заводов не выдерживались.

Но журналисты — намеренно или по незнанию — не касались другого. Основное население и сумгайытского «нахалстроя», и сел Сараи и Фатмаи составляли беженцы из Армении — жертвы первой «перестроечной» волны погромов, прокатившихся по Зангезуру в 1985 году: число жертв той трагедии не названо и не подсчитано до сих пор. И при этом нет опыта более страшного, чем опыт межнациональной резни, когда бьют и убивают только за национальность. И когда никто за это убийство не несет никакой ответственности — ни юридической, ни моральной. К середине января 1988 года беженцев из Армении, уже имевших этот страшный «опыт», в Сумгайыте насчитывалось не менее 11 тысяч, и бездействие официальных властей Азербайджана, которые не решались даже обозначить проблему азербайджанских беженцев, только распаляло страсти.

Бей своих, чтоб чужие боялись

Дальнейшие события многократно описывались в печати. Митинг перерос в шествие по улицам. Спешно отозванный из отпуска первый секретарь Сумгайытского горкома КП Азербайджана Дж.Муслимзаде прекрасно отдавал себе отчет, чем может грозить взрыв негодования в городе. Он попросит помощи у расквартированных поблизости военных частей, но помощь эта придет непозволительно поздно: армия попросту дает погромщикам возможность «порезвиться» (так же она будет действовать и в Баку зимой 1990 года, когда погромы вообще удастся пресечь до вмешательства войск, и для того, чтобы устроить в городе карательную акцию, придется «изобретать повод» и взрывать телецентр). А потом он, возглавив колонну, увел ее в сторону набережной — подальше от жилых кварталов и, главное, химических заводов: проткнут один трубопровод или резервуар — и то, что произошло в индийском Бхопале, повторится на Абшероне с куда большим количеством жертв «случайной» химической атаки. Но по дороге от манифестации оторвался «хвост»… Итог тех событий известен: 32 погибших, из них 26 армян, около 400 пострадавших, 200 разгромленных квартир и 50 — культурно-бытовых объектов, и материальный ущерб на сумму в 7 миллионов еще советских рублей — не менее 10 миллионов долларов США.

А потом на стадии следствия стали «выплывать» многие подробности, которые, мягко говоря, не укладывались в версию о «стихийном взрыве» с националистической подоплекой. Как установило следствие, первые пять убийств этнических армян в Сумгайыте совершил…Эдуард Робертович Григорян. Ранее неоднократно судимый, завсегдатай подпольных клубов, где обучали карате, он пользовался немалым авторитетом среди местной шпаны. И легко собрал вокруг себя впечатляющую шайку. Потом соучастники погрома признавались в своих показаниях, что именно у Григоряна оказалось приличное количество и спиртного, и «дури», то есть наркотиков, которые в те годы в СССР еще не получили нынешнего распространения. А у Григоряна «дури», «кайфа» и т.д. оказалось очень много. И можно представить себе, как распаляет возбужденную толпу первая кровь.

Уже потом следствие установит: роль Эдика Григоряна этим не ограничивалась. Именно он был в Сумгайыте главным сборщиком той самой «национальной дани», существующей в среде армянской диаспоры: 5% своего заработка живущие вдали от родины «армянские патриоты» обязаны жертвовать на «общее дело». И, как выяснилось в ходе следствия, жертвами погромщиков оказались именно те сумгайытские армяне, которые отказывались эту самую «национальную дань» платить! Именно их тщательно и скрупулезно составленные списки и оказались в руках погромщиков. А на случай «осечки» — кто-то ведь мог ориентироваться и на таблички на дверях — представители многих армянских семейств предпочли загодя покинуть Сумгайыт. Активисты действовавшего среди армян, проживавших в Азербайджане, комитета «Карабах» уже за два месяца до начала событий начали в массовом порядке покидать город, снимать деньги со своих счетов в сберкассах, продавать имущество — притом что на тот момент обстановка была абсолютно спокойной.

Понятно и другое. Погром — это не такое простое дело, как кажется. Погромщики, которые четко разбивались на группы по 20-30 человек, со списками армян, не плативших пятипроцентную дань, действовали удивительно четко и профессионально. В азербайджанской среде опыта погромов и резни не было. А в армянской он был — достаточно вспомнить, как четко руководствовались заранее составленными списками состоятельных азербайджанцев армянские погромщики еще в марте 1918 года в Баку.

И это, увы, не единственная «странность». В материалах следствия есть предостаточно данных, указывающих на то, что роль «проводника» у погромщиков играла некая Карина Гаспарян, работавшая в службе «скорой помощи» Сумгайыта. Более того, ей же досталась и значительная часть «добычи» погромщиков — похищенные из квартир ценные вещи. В показаниях мелькают имена некоего Игоря Оганова, еще одного провокатора по имени Вазген…

Как явствует из материалов следствия, в те же дни в Баку и Сумгайыт из Армении прибыла этакая «спецгруппа» — ни много ни мало 250 человек! Разместились они в гостиницах в Баку и Сумгайыте и принимали самое активное участие в провоцировании беспорядков. Здесь же, по многим данным, находилась едва ли не вся редакция ереванской газеты «Коммунист» на русском языке.

Сегодня многим сама мысль о том, что в армянской среде знали о готовящемся погроме, а тем более приложили руку к его организации, выглядит «недозволенной». Однако уже в декабре 2007 года, на фоне разгорающейся в Армении предвыборной кампании, официальная газета «Голос Армении» опубликует любопытное признание, позволяющее себе представить нравы, царившие в армянском «карабахском движении». Как признавала газета, кампания массовых отравлений в Армении, в которой обвинили, естественно, азербайджанцев, была организована…руками самих же армян. Точнее, армянских «революционеров». И далеко не всегда травили «понарошку». За медицинской помощью обратились 800 человек, 158 пришлось госпитализировать.

Но неслучайно руководить следственной группой по Сумгайыту Москва назначила В.Галкина. Того самого Галкина, которому уже после серии скандалов сначала на уже забытой XIX партконференции, затем — на Съезде народных депутатов о «кремлевском следе» в хлопковых коррупционных аферах в Центральной Азии назначат руководить следствием вместо «неуправляемого» Гдляна. Так что Галкин, точно так же, как приехавший после 20 января 1990 года в Баку Виктор Илюхин, прекрасно знал, чего ни в коем случае не следует искать, а тем более находить. Доходило до того, что активные участники погрома: Александр Драчев, Вадим Муравьев, Игорь Агаев, Александр Воробьев и другие — попросту избежали уголовной ответственности. Следствие искало только азербайджанцев, а приехавшие из России бывшие уголовники, воодушевленные возможностью пограбить под шумок, никого не интересовали.

А в армянской среде, прежде всего за счет информационных возможностей диаспоры, сумгайытскую провокацию отработали сполна. Тот самый «Коммунист» сразу же публикует статью «Водораздел»: о том, что соседи-«турки» нисколько не изменились, что Сумгайыт — это, мол, продолжение «геноцида 1915 года» и что теперь любой, кто считает, что армяне могут жить под властью азербайджанцев — предатели. Изгнание азербайджанцев из Армении началось с новой силой — теперь уже им мстили не за «геноцид» семидесятилетней давности, а за куда более свежий Сумгайыт, и о том, кто на самом деле организовал погромы, предпочитали не вспоминать. Как и о том, что из 16 заявлений об изнасиловании подтвердилось только 2 — во всех остальных случаях молодые особы решили под шумок прикрыть старые «грешки». По страницам газет гуляли старательно изобретенные «ужастики», число жертв росло в геометрической прогрессии, и никто ни словом не вспоминал о том, что большинство сумгайытских армян нашли убежище в квартирах своих соседей и друзей — азербайджанцев и что если бы не эта коллективная солидарность, жертв было бы куда больше. Это просто не укладывалось в схему: азербайджанцев требовалось представить этакими «двуногими зверями», «варварами», с которыми не может быть иного разговора, кроме как огней на поражение (сегодня, когда уже становится ясно, какой интерес для Запада представляет наша страна, понятно, зачем Москве требовалось срочно очернить всех азербайджанцев в глазах мирового сообщества).

И самое обидное, что все эти факты были известны уже тогда. Но партийное руководство Азербайджана того периода не сделало ровным счетом ничего, хотя возможности прорвать информационную блокаду, откровенно говоря, были уже тогда: редакции бакинских газет, главным образом русскоязычных, сотрясал шквал звонков от московских корреспондентов иностранных СМИ. Но пока одни ждали «отмашки», а другие не решались ее дать, не дождавшись «разрешения» от Москвы, армянская диаспора продолжала отрабатывать все возможности информационной монополии.

И только теперь, после смерти всесильного шефа КГБ СССР Крючкова, британские СМИ сообщат, что именно он стоял за провокациями в крупных городах СССР, включая Сумгайыт и Баку.

НУРАНИ
29.01.2008
Источник — Эхо